***

Вечереет, отблески в окне, профиль тёмный гордого Пилата,
облака, парящие в огне, смысл, поступь римского догмата ...
Руки сложены с усилием на шее, тело напряжённое, обиды,
что же это - снова Маккавеи или непокорные друиды?
Текст доклада недописан, тени бродят от огня парящих облаков,
руки необычно как-то сводит от пустынных раскалённых слов ...
Что-то душно, от вина всё хуже, нет прохлады и телесной и душевной,
голоса снаружи как-то глуше, но с оттенком ярости и гневной ...
Кесарю нужна же ясность мира, пестрота пугает и ярит,
нежная задумчивая лира и надёжный мрамор и гранит ...
Что писать - о происках врагов, о мещанских склоках и интригах,
об ухмылках за спиной рабов, о запретных истинах и книгах,
о каких-то странных бедных людях, о шептаниях бродяг на берегу,
о бандитах, мытарях, о судьях, о покое, что так берегу?
Может о потерях, море, сплетнях, о беседах пьяных с мудрецами,
о забытых развлеченьях, летних, о рыбалке с сильными гребцами?

Нет же, это всё совсем чужое - в Риме весело и шумно и фривольно,
и рукой трясущейся, больною, он черкнул - "Тут, кесарь, всё спокойно ..."


Михаил Анмашев

***

Одиночество в толпе. Зачем-то снег.
Как надменность бледного лица.
Темнота опущенностью век
начинает свой отсчёт с конца.
Одиночество пустынных переулков.
Свет витрин для отделенья тени.
Безграничность тёмных закоулков.
Пульс застывший долгим звуком в вене.
Одиночество за грязной стойкой бара.
Лоск напитков. Вычурность манер.
Одинокая застывшая гитара.
Споры чувств, амбиций, модных вер.
Одиночество бесед. Бездарность тем.
Темнота как серость вечноправых.
Выпуклость безмозглости и гемм
в золотых рифмованных оправах.
Одиночество как сжатость всех пружин.
Напряженье, вышедшее в зрелость.
Безразличность уходящих спин.
Отчуждённость их и опустелость.
Одиночество с открытыми глазами.
Гулкость пустоты идущих мимо.
Мудрость, растворённая азами,
в грустной маске уличного мима.

Михаил Анмашев