Этот воздух, как-будто напоенным чистой, свежей волной частот,
и звучит Леонардом Коэном - этой гаммой чистейших хрипот,
хрипотой голосов от Высоцкого до раскатистых хрипов Бреля,
напишите апостолов вот с кого - на надломе зимы - в апреле ...
Восприимчивы и не болью, даже пульс аритмичен стал,
эту участь савонаролью явно в прикуп впитал кристалл -
соли с потом натянутых струн и звенящих в залах гитар -
и уходит спиной хрипун и снимают с свечи нагар ...
Эта знойкость звенящих фраз, этот в хрипе раскрытый рот -
этих ликов иконостас, этих бликов - волной хрипот,
восприимчивы прямо в сердце и свою отметая роль -
и не реквием и не скерцо - это просто живая боль ...
Гравируют рубцами сердце и рисуют на сердце сеть -
и таинственно строем терции глушат всю полковую медь ...
Эта песня давно уж спета под гитару, под клавесин,
этот "Отче" суровый - лета, это "Авва" согретое - зим ...
И в загоне слепым нет места, эти волки идут по следам,
не до реквиема, тут вместо - в микрофоне хрипит - "Амстердам" ...
Этот стук по телу гитары от ладони уходит вниз -
и наполнены терпким бары - винным запахом всех реприз,
восприимчивых только к ритмам и гортанно к Парижам рифм,
и раскатистым "р" сам Ив от Монтана покажет вид вам ...
Эта фраза натянутых струн, этот вид из-за барной стойки,
будто знает уже хрипун, что слова его будут стойки -
эта порванная струна, или слово - внатяг струны -
эта музыка так странна, эти ритмы, ну, так юны ...
и звучит Леонардом Коэном - этой гаммой чистейших хрипот,
хрипотой голосов от Высоцкого до раскатистых хрипов Бреля,
напишите апостолов вот с кого - на надломе зимы - в апреле ...
Восприимчивы и не болью, даже пульс аритмичен стал,
эту участь савонаролью явно в прикуп впитал кристалл -
соли с потом натянутых струн и звенящих в залах гитар -
и уходит спиной хрипун и снимают с свечи нагар ...
Эта знойкость звенящих фраз, этот в хрипе раскрытый рот -
этих ликов иконостас, этих бликов - волной хрипот,
восприимчивы прямо в сердце и свою отметая роль -
и не реквием и не скерцо - это просто живая боль ...
Гравируют рубцами сердце и рисуют на сердце сеть -
и таинственно строем терции глушат всю полковую медь ...
Эта песня давно уж спета под гитару, под клавесин,
этот "Отче" суровый - лета, это "Авва" согретое - зим ...
И в загоне слепым нет места, эти волки идут по следам,
не до реквиема, тут вместо - в микрофоне хрипит - "Амстердам" ...
Этот стук по телу гитары от ладони уходит вниз -
и наполнены терпким бары - винным запахом всех реприз,
восприимчивых только к ритмам и гортанно к Парижам рифм,
и раскатистым "р" сам Ив от Монтана покажет вид вам ...
Эта фраза натянутых струн, этот вид из-за барной стойки,
будто знает уже хрипун, что слова его будут стойки -
эта порванная струна, или слово - внатяг струны -
эта музыка так странна, эти ритмы, ну, так юны ...