Чуть к вечеру, от пекла всех камней, распаренных под летнею жарою,
находишь ту, которая родней - прохладную, трущобную секвойю.
В её тени проверенный родник и с пыла-с жара то, что для закуски,
и тонус опустился, но не сник, охолодел, как принято по-русски.
И натюрморт не прост, но неказист - кафешка где-то далеко от центра,
завсегдатАй - пропившийся артист с дотошностью глухого интроверта.
За барной стойкой жизненный этюд - бармен с официанткой точат лясы,
им наплевать на весь жующий люд, на лица, их привычки и гримасы.
За столиками поголовье стад, пропитан воздух куревом и снедью,
чадящий дым из кухни наугад на спор с прокуренной и голосящей твердью.
И рандеву назначено на час по упрощённой схеме без иллюзий,
продавленный давно уже матрас и поле битвы, вроде без контузий.
В пределах комнаты висит своя луна, отбрасывая блёклым свет и тени,
под облаками дыма не видна, сидящая нагая на измене.
Шампанское - дешёвый терпкий брют, осевший пепел в глубине бокала,
на брудершафт с луной зачем-то пьют, пока луна загадочно молчала.
И проводы - стеклянные глаза, задумчивые - нужно ли и было?,
скользящий поцелуй, как стрекоза, под наготою кокон свой укрыла.
Распахнутые шторы, когда дверь защёлкнулась пустым излишним звуком,
и солнечный оголодавший зверь наполнит воздух пополневшим брюхом.
Походы не в кино, не в магазин, в подъезде ожидаемо, неброско,
она одна и он опять один с луной, оплавленной из плачущего воска.
А натюрморт дополнился с утра небритым, непроспавшимся артистом,
держащим спозаранку у двора свой поводок, но с кем-то неказистым ..
находишь ту, которая родней - прохладную, трущобную секвойю.
В её тени проверенный родник и с пыла-с жара то, что для закуски,
и тонус опустился, но не сник, охолодел, как принято по-русски.
И натюрморт не прост, но неказист - кафешка где-то далеко от центра,
завсегдатАй - пропившийся артист с дотошностью глухого интроверта.
За барной стойкой жизненный этюд - бармен с официанткой точат лясы,
им наплевать на весь жующий люд, на лица, их привычки и гримасы.
За столиками поголовье стад, пропитан воздух куревом и снедью,
чадящий дым из кухни наугад на спор с прокуренной и голосящей твердью.
И рандеву назначено на час по упрощённой схеме без иллюзий,
продавленный давно уже матрас и поле битвы, вроде без контузий.
В пределах комнаты висит своя луна, отбрасывая блёклым свет и тени,
под облаками дыма не видна, сидящая нагая на измене.
Шампанское - дешёвый терпкий брют, осевший пепел в глубине бокала,
на брудершафт с луной зачем-то пьют, пока луна загадочно молчала.
И проводы - стеклянные глаза, задумчивые - нужно ли и было?,
скользящий поцелуй, как стрекоза, под наготою кокон свой укрыла.
Распахнутые шторы, когда дверь защёлкнулась пустым излишним звуком,
и солнечный оголодавший зверь наполнит воздух пополневшим брюхом.
Походы не в кино, не в магазин, в подъезде ожидаемо, неброско,
она одна и он опять один с луной, оплавленной из плачущего воска.
А натюрморт дополнился с утра небритым, непроспавшимся артистом,
держащим спозаранку у двора свой поводок, но с кем-то неказистым ..
