***

Как устроена суть всех вещей и явлений и дат,
словно скальпелем режут и ты от наркоза поддат,
деловиты на вид - эти франки, саксонцы и бриты,
что до нас в городах освещённых - мы злы и угрюмы,
даже в мыслях кручённых к лицу ли блаженным костюмы,
да и скулы небриты.

Отраженье огней не в глазах, а в витринах напротив,
манекены с любовью глядят, будто нам подсуропив,
и фигуру и глянец и чувства и весь человеческий вид,
кто-то выбритый ляпнул, зевая, что души пусты и бездонны,
и выводит кривая - тут эху раздолье - на стоны,
и неделю небрит.

На окне от дождя сюр Руанских соборов, но в дождь,
сам себе и монах и проситель и воин и вождь,
а судьба, как неспешная глупая дура,
но ей вынь и положь, только лужи полны и глаза,
всё есть ложь, даже эта слепая гроза,
и небрита тонзура.

Если есть моралист, то всегда и слепой и глухой,
если нежную кожу и гладить, то только рукой,
если чувства и были, то скоро и будут убиты,
если плачет окно, то не ждите тогда и капЕль,
и давно нескончаемый дождь и давно канитель,
если мысли небриты.

Кто-то вбил и в кирпичную стену корёженный гвоздь,
может вешалка это и тут начинается театр,
и ведут одного, но по-взводно, кидаются врозь,
когда падает вниз, поднимаясь душой на Монмартр.

Не в прелюдии дело, прелюдия - это дожди,
чистой свежей водой завершается первая сцена,
краски сюра омыты, теперь приготовься и жди -
в мизансцене задумана - блажь, торжество и измена.

И небритой щекой прислоняясь к слепому стеклу,
и сквозь холод его видишь слёзы разбитых соборов,
кто-то резким движением вынет из сердца иглу
для финала всех сборов.