Вид из окна не ах, как чтобы - белые крыши, небо прокуренное,
взгляд из сытой равнинной утробы на горы, снегами напрочь ошкуренные,
странно пробились солнца лучи, что-то напевно, ритмично навея,
работать не хочется, чуть не кричи, сижу и глажу шпицА Тимофея.
По ограде лента - белая, рыхлая - прямая, углами сжавшая мир,
снежная буря шепчет - да, стихла я - как-то и с ней я тоже застыл,
кофе дымит в стиле сигары, положенной рядом на край ноутбука,
для снега уже не хватает тары, в остальном белизна, мутотень и скука.
Выходить не хочется, плывя в снегу, нравится смотреть на дым из трубы,
не то, что себя от труда берегу, но как-то презрительно слетает с губы -
выхода нет, сползёт под откос, зачем пахать, в лыжной куртке потея,
иду, наливаю себе кальвадос, сажусь и глажу шпицА Тимофея.
Небо сереет, сыреет и вязнет, горы в себя, опускаясь, засасывает,
в белой химере каждый погрязнет, кто текучесть с себя не сбрасывает,
окно мансардное открываю с трудом, хорошо, голову высунув, смеяться,
но снег молчит, возлежа кругом, только дымЫ из труб змеятся.
Деревья чудовищно разрисованы - бомжи в рваном, но чистом,
снегом намертво все прикованы, увлёкшись на месте джигой и твистом,
сумерки, в панораме каша из белого геля, смотришь в окно, от окна зверея,
включаю тихо болеро Равеля, наливаю, сажусь и глажу шпицА Тимофея.
Михаил Анмашев.
взгляд из сытой равнинной утробы на горы, снегами напрочь ошкуренные,
странно пробились солнца лучи, что-то напевно, ритмично навея,
работать не хочется, чуть не кричи, сижу и глажу шпицА Тимофея.
По ограде лента - белая, рыхлая - прямая, углами сжавшая мир,
снежная буря шепчет - да, стихла я - как-то и с ней я тоже застыл,
кофе дымит в стиле сигары, положенной рядом на край ноутбука,
для снега уже не хватает тары, в остальном белизна, мутотень и скука.
Выходить не хочется, плывя в снегу, нравится смотреть на дым из трубы,
не то, что себя от труда берегу, но как-то презрительно слетает с губы -
выхода нет, сползёт под откос, зачем пахать, в лыжной куртке потея,
иду, наливаю себе кальвадос, сажусь и глажу шпицА Тимофея.
Небо сереет, сыреет и вязнет, горы в себя, опускаясь, засасывает,
в белой химере каждый погрязнет, кто текучесть с себя не сбрасывает,
окно мансардное открываю с трудом, хорошо, голову высунув, смеяться,
но снег молчит, возлежа кругом, только дымЫ из труб змеятся.
Деревья чудовищно разрисованы - бомжи в рваном, но чистом,
снегом намертво все прикованы, увлёкшись на месте джигой и твистом,
сумерки, в панораме каша из белого геля, смотришь в окно, от окна зверея,
включаю тихо болеро Равеля, наливаю, сажусь и глажу шпицА Тимофея.
Михаил Анмашев.